Стоило владельцу здания увидеть на сервере ежедневных новостей, как из-под обломков извлекают изуродованные обнаженные тела, так он сразу сделал правильный вывод. Когда на следующий день к его дому прибыли императорские коронеры, то оказалось, что хозяина и след простыл, на счетах пусто, а недвижимости едва хватает на то, чтобы выплатить императорский штраф и часть компенсации семьям пострадавших. Несколько лет здание переходило из рук в руки, строилось и перестраивалось. Сначала из него хотели сделать роскошный торговый центр, потом пакгаузы, благо рядом было посадочное поле небольшого коммерческого космодрома, но, чтобы окончательно решить его судьбу, все время не хватало какой-нибудь малости. Поэтому, когда разразился первый кризис с канскебронами и император Эономер II принял решение резко увеличить размеры флота, очередной владелец с немалым облегчением продал здание вкупе с разорившимся космопортом имперскому адмиралтейству. И спустя всего семь месяцев после этой сделки в здании, наконец-то определившем свою судьбу, блестя бритыми затылками, появились первые двести курсантов.
Дежурный офицер, громко брякая каблуками, свернул за угол и притормозил, раздраженно выругавшись вполголоса. Гирлянды старинных люминофорных светильников, которые все поколения начальников школы мечтали заменить более современными, но не имели никакой возможности это сделать, поскольку столь древние предметы находились под наблюдением недреманного ока императорского департамента двора и традиций, грудью встававшего на защиту любой старой развалины, но не выделявшего ни монеты на ремонт и содержание этой рухляди, на протяжении следующих двадцати шагов почти полностью потухли. Да и те, что висели чуть дальше, светили далеко не в полную силу.
Офицер нерешительно потоптался, подумав о том, что, может быть, стоит плюнуть и пропустить этот коридор. В конце концов, надо быть полным идиотом, чтобы ежедневно полностью отсматривать весь материал с переносного монитора дежурного, так что, возможно, никто никогда и не узнает, что он схалтурил при обходе. Но потом вздохнул и, обречено припомнив, что начальник Танакийской школы как раз и есть такой идиот, а он уже имеет в личном деле не только два высочайших недовольства, но и высочайшее предупреждение, двинулся вперед, старательно щуря глаза и напрягая все свои органы чувств, включая обоняние, чтобы ни на что не наткнуться в царившем вокруг густом сумраке.
До сих пор так и неясно — то ли поселившаяся в здании императорская школа пилотов унаследовала его горемычную судьбу, то ли были какие-то иные причины, однако с момента своего образования эта школа считалась самой большой дырой во всем императорском флоте. Ее выпускники приносили львиную долю аварий, чаще других вылетали со службы без пенсии и содержания или переводились в планетарную оборону. Это было вполне объяснимо, поскольку преподавательский состав, по неписаной, но устоявшейся традиции, формировался либо из полных тупиц, либо из профессиональных неудачников, короче говоря, из тех офицеров, в отношении которых окончательно выкристаллизовывалось мнение, что их на пушечный выстрел не стоит подпускать к кораблям и орбитальным крепостям, но избавиться от них каким-либо иным способом не представлялось возможным. Столь славные наставники выпускали достойных учеников и последователей, те множили привычную славу своей альма-матер и тем еще крепче убеждали руководство флота в том, что Танакийская высшая школа пилотов годится только на роль отстойника для тупиц.
Дежурный офицер наконец преодолел темный участок и, облегченно вздохнув, прибавил шаг. Впереди послышался неясный гул голосов, кто-то пел.
Офицер поморщился. В этом отсеке жили варвары, прибывшие из какого-то колониального мира. Он привычно выругался, помянув всех предков того тупого чиновника департамента колонизации, который додумался еще больше усугубить ситуацию, допустив в учебное заведение императорского флота тупых аборигенов с какого-то варварского комка грязи. Они прибыли в школу полтора месяца назад, и добросовестные офицеры и старшины, у которых в настоящее время должен бы быть полноценный каникулярный балдеж, были вынуждены отвлекаться на то, чтобы сделать из этих недоумков нечто, хотя бы немного напоминающее курсанта. Этим занимался его приятель, старший офицер курса, который, ерничая, называл свое занятие «дрессировкой диких кротов». Однако, по его словам, эти полуживотные оказались достаточно понятливыми, хотя и очень упрямыми, так что к настоящему моменту они были уже неплохо выдрессированы, хотя в этом дежурный офицер достаточно сильно сомневался. В конце концов, варвар есть варвар, и, что с ним ни делай, варваром он и останется. Но даже если это и было правдой, то ничуть не делало этих грязных варваров более привлекательными. Офицер поморщился и завернул за угол. Теперь голоса были слышны более четко.
Дежурный офицер совсем уже прошел мимо, но у самого угла остановился и вернулся назад. Незнакомая мелодия его неожиданно заинтересовала.
Остановившись у самой двери, офицер прислушался. Голоса поющих имели странный акцент, но слова выговаривали довольно четко.
Офицер толкнул дверь и шагнул внутрь. Песня мгновенно смолкла, варвары вскочили на ноги и вытянулись в струнку. Офицер окинул взглядом комнату.
Судя по первому впечатлению, его приятель был не так уж не прав. Кровати без единой морщинки, монитор отключен, мебель выровнена как по линейке. Он опустил глаза и слегка искривил губы в улыбке. Эти варвары пели, сидя на полу. Он покосился на троих курсантов, которые по-уставному ели его глазами, и слегка шевельнул пальцами, разрешая принять положение «вольно». Варвары, не меняя положения тела, чуть ослабили левую ногу. Офицер одобрительно кивнул и небрежным жестом протянул руку, указав на странный музыкальный инструмент, на котором играл один из курсантов:
— Что это?
— Лэр, банджо, лэр.
Офицер взял инструмент и окинул его ленивым взглядом. Святые стихии, из какой дыры они прибыли! Музыкальный инструмент был изготовлен из дерева, обтянутого чем-то, напоминавшем высушенную кожу животных, и длинных тонких нитей, сделанных то ли из металла, то ли из какого-то грубого пластика. И ни одной электронной детали! Он еще раз окинул странную конструкцию удивленным и слегка брезгливым взглядом, потом отдал ее обратно и произнес, несколько лениво растягивая слова:
— Это песня вашей планеты?
— Лэр, да, лэр! — рявкнули три молодых голоса.
— А о чем это она?
Трое смущенно переглянулись, но офицер ждал, поэтому один из курсантов, кожа которого была черного цвета, нерешительно пояснил:
— Это… песня атмосферных пилотов, лэр.
— Атмосферных? — недоуменно воззрился на него офицер.
— Лэр, да, лэр. Военных атмосферных пилотов, лэр. Она очень старая, лэр.
Офицер несколько мгновений недоуменно смотрел на них, потом усмехнулся и покачал головой. Если архаичный музыкальный инструмент еще можно было объяснить какими-то ритуальными или фольклорными предпочтениями, то это…
Ну и глушь! Только представьте себе — военные атмосферные пилоты! Эта мысль так его развеселила, что офицер не выдержал и расхохотался во все горло.
Когда спустя несколько минут он покинул кубрик, то его настроение было заметно лучше прежнего. Все-таки приятно иногда вспомнить, что на свете существуют дыры и почище Танакийской его императорского величества высшей школы пилотов.
Когда за офицером захлопнулась скособоченная, скрипучая дверь, все трое облегченно выдохнули и снова опустились на пол. Впрочем, облегченно вздохнули только двое, третий был невозмутим. Некоторое время они сидели молча, потом Энтони нервно хмыкнул и, повернувшись к друзьям, произнес: